Мой Ульянов

Возможно, кто-то из моих коллег уже писал об этом, свидетелем того случая был далеко не я один. Но это простительный повтор, я думаю.

Я видел Михаила Ульянова воочию всего однажды. Но навсегда запомню его именно таким.

Это произошло уже больше шести лет назад, в сентябре 2000. «Эхо Москвы» праздновало 10 лет своего существования и устроило встречу со слушателями в театре Вахтангова. Мы, эфирные сотрудники сидели на сцене и по очереди выходили что-нибудь говорить, а между нашими выступлениями были номера профессиональных артистов. Мы расселись на сцене за закрытым занавесом, Ульянов открывал вечер на правах хозяина. Зрители в зале увидели великолепного артиста Михаила Ульянова, пожилого, но очень энергичного, поджарого мужчину, который красиво сказал нам теплые слова и удалился под аплодисменты — наши и публики.

Мы же видели чуть больше — до и после. За занавес еле-еле подошел, сильно хромая опираясь на трость и на чью-то руку, согбенный немощный старик. Он очень тихо и с большим трудом что-то говорил людям, которые стояли рядом с ним. Были большие сомнения, что он вообще сможет выйти и что-то сказать публике. Но вот, занавес начал раздвигаться и произошло чудо. Ульянов вдруг преобразился: резко откинул палку в сторону, выпрямился, поднял голову и вышел к микрофону. Дальше мы и зрители наблюдали одно и то же, только мы — со спины. Зрители и не подозревали, а я даже не слушал, что он говорит, потому что, затаив дыхание, смотрел и не понимал, как же он это может. Неужели не сломается, не споткнется, не поперхнется. И в конце его выступления я просто забыл, как он выглядел за сценой, просто забыл. Он завершил свое выступление, поклонился, уверенно дошагал до кулисы и… буквально упал руками на подставленную кем-то его клюку. Рядом с нами, тяжело дыша, едва стоял прежний старик, лишь отдаленно напоминающий Ульянова.

Можно называть это как угодно: профессионализм, самоотдача, сцена лечит, show must go on, неважно. Это потрясает. Я часто вспоминал этот случай. Когда мне, молодому и тьфу-тьфу здоровому жеребцу самому приходилось работать через «не могу». Когда кто-то жаловался на недомогание, страшно мешающее выйти к микрофону, к камере или на сцену. Здоровье надо беречь, второго ведь не купишь, все верно. Если ты прямо сейчас умрешь, зрители больше тебя не увидят, а слушатели не услышат, все так. Но чего стоят эти правильные доводы, когда перед глазами возникает стремительно молодеющий старик, который отбрасывает палку и с прямой. как струна спиной идет через сцену к микрофону? И где настоящая победа жизни над смертью?

Честно сказать, я практически больше ничего не помню с того праздника десятилетия «Эха Москвы» в театре Вахтангова. Но этот эпизод — очень ярко от начала до конца. И, наверное, уже не забуду никогда.