Один из самых распространенных комментариев сегодня: «Ну что, Бостон, подумаешь. В Сирии и Ираке каждый день гибнут пачками, никого это не волнует».
Самое примечательное, что Сирия с Ираком, я уж молчу про Конго или Гаити, не волнует и самих подобных комментаторов. Эти несчастные погибшие сирийцы или иракцы интересуют такого комментатора только тогда, когда нужно вставить шпильку тем, кто выразил сочувствие американцам или просто написал о случившемся. И только в таком качестве. Сегодня, когда каждый третий герой сам себе СМИ, это очень легко проверяется: зайдите в блог любого такого комментатора или воспользуйтесь Яндекс-поиском по блогам и проверьте, много ли у него записей про Сирию с Ираком. Или, может быть там обнаружится фотка от входа в сирийское посольства, усыпанного цветами, парочку которых принес он сам. Он, полагаю, не имеет ни малейшего понятия о том, где это посольство находится. Обычное ханжество и фарисейство, все более популярное в нашей стране, благодаря тому, что власти и подконтрольные им СМИ исповедуют именно эту «религию».
Вообще же нет ничего странного в том, что одним людям мы сочувствуем больше, чем другим, странно как раз то, что это неочевидно. Каждый из нас в первую очередь интересуется и откликается на то, что происходит с его ближним кругом: родными и близкими, друзьями и знакомыми. Если ты переехал из одного региона в другой, ты всегда будешь прислушиваться к новостям с родины, хотя людей вокруг тебя они будут оставлять практически равнодушными. Это нормально. Как бы нам ни навязывали в друзья разные сомнительные, с точки зрения сродства их режимов к нашему, страны, ближе они от этого нам не станут. Гибнущие люди, разумеется, тут ни при чем, но, признаем честно, сирийцы или иракцы гораздо дальше от среднестатистического россиянина нежели американцы, европейцы или даже израильтяне. Хотя бы потому, что наши бывшие, да и настоящие сограждане составляют ощутимую часть населения США, ряда стран Европы и Израиля. Едва ли не каждый найдет родных, друзей или хотя бы знакомых за границей именно в этих странах. Мы переживаем в том числе и за них, за тех людей, кто рядом с ними. Мы время от времени ездим в эти страны, и нам не все равно, как раскурочило ту площадь, на которой мы ели мороженое и что творилось на станции метро, где мы неоднократно переходили с линии на линию. Хотим мы того или нет, но мы — часть того мира, который почему-то принято называть Западным. Окраинная, уездная, вечно якобы ищущая какого-то иного пристанища и своего пути, своеобразная и, возможно, диковатая, но все-таки часть.
Часто ли мы ездим в Конго и на Гаити? Много ли у вас родных в Сирии и Ираке? У кого есть то (не исключу, что, скажем, в случае исламских стран люди религиозные могут переживать, например, за единоверцев), что связывает его с этими странами и людьми — беспокоится, и правильно делает, но странно требовать и от него и от других, чтобы ко всем страдающим в мире было одинаково ровное отношение, «свои» всегда волнуют больше. И это нормально.
p>